Месяц в деревне - Страница 13

Большинцов. Ну да, положим… я с вами согласен. Да вот, видите ли: дома… я точно… я дома на всё, кажется, был готов; а теперь вот робость одолевает.

Шпигельский. Да отчего ж вы робеете?

Большинцов (взглянув на него исподлобья). Рыск-с.

Шпигельский. Что-о?

Большинцов. Рыск-с. Большой рыск-с. Я, Игнатий Ильич, должен вам признаться, как…

Шпигельский (прерывая). Как лучшему вашему другу… знаем, знаем… Далее?

Большинцов. Точно так-с, я с вами согласен. Я должен вам признаться, Игнатий Ильич, что я… я вообще с дамами, с женским полом вообще, мало, так сказать, имел сношений; я, Игнатий Ильич, признаюсь вам откровенно, просто не могу придумать, о чем можно с особой женского пола поговорить – и притом наедине… особенно с девицей.

Шпигельский. Вы меня удивляете. Я так не знаю, о чем нельзя с особой женского пола говорить, особенно с девицей, и особенно наедине.

Большинцов. Ну, да вы… Помилуйте, где ж мне за вами? Вот по этому-то случаю я бы желал прибегнуть к вам, Игнатий Ильич. Говорят, в этих делах лиха́ беда начать, так нельзя ли того-с, мне для вступленья в разговор – словечко, что ли, сообщить какое-нибудь приятное, вроде, например, замечанья – а уж там я пойду. Уж там я как-нибудь сам.

Шпигельский. Словечка я вам никакого не сообщу, Афанасий Иваныч, потому что вам никакое словечко ни к чему не послужит… а совет я вам дать могу, если хотите.

Большинцов. Да сделайте же одолженье, батюшка… А что касается до моей благодарности… Вы знаете…

Шпигельский. Полноте, полноте; что я, разве торгуюсь с вами?

Большинцов (понизив голос). Насчет троечки будьте покойны.

Шпигельский. Да полноте же наконец! Вот видите ли, Афанасий Иваныч… Вы, бесспорно, прекрасный человек во всех отношениях… (Большинцов слегка кланяется) человек с отличными качествами…

Большинцов. О, помилуйте!

Шпигельский. Притом у вас, кажется, триста душ?

Большинцов. Триста двадцать-с.

Шпигельский. Не заложенных?

Большинцов. За мной копейки долгу не водится.

Шпигельский. Ну, вот видите. Я вам сказывал, что вы отличнейший человек и жених хоть куда. Но вот вы сами говорите, что вы с дамами мало имели сношений…

Большинцов (со вздохом). Точно так-с. Я, можно сказать, Игнатий Ильич, сызмала чуждался женского пола.

Шпигельский. Ну, вот видите. Это в муже не порок, напротив; но всё-таки в иных случаях, например при первом объяснении в любви, необходимо хоть что-нибудь уметь сказать… Не правда ли?

Большинцов. Я совершенно с вами согласен.

Шпигельский. А то ведь, пожалуй, Вера Александровна может подумать, что вы чувствуете себя нездоровыми – и больше ничего. Притом фигура ваша, хотя тоже во всех отношениях благовидная, не представляет ничего такого, что эдак в глаза, знаете ли, бросается, в глаза; а нынче это требуется.

Большинцов (со вздохом). Нынче это требуется.

Шпигельский. Девицам, по крайней мере, это нравится. Ну, да и лета ваши, наконец… словом, нам с вами любезностью брать не приходится. Стало быть, вам нечего думать о приятных словечках. Это опора плохая. Но у вас есть другая опора, гораздо более твердая и надежная, а именно ваши качества, почтеннейший Афанасий Иваныч, и ваши триста двадцать душ. Я на вашем месте просто сказал бы Вере Александровне…

Большинцов. Наедине?

Шпигельский. О, непременно наедине! «Вера Александровна!» (По движениям губ Болъшинцова заметно, что он шёпотом повторяет каждое слово за Шпигельским.) «Я вас люблю и прошу вашей руки. Я человек добрый, простой, смирный и не бедный: вы будете со мною совершенно свободны; я буду стараться всячески вам угождать. А вы извольте справиться обо мне, извольте обратить на меня немножко побольше внимания, чем до сих пор, – и дайте мне ответ, какой угодно и когда угодно. Я готов ждать, и даже за удовольствие почту».

Большинцов (громко произнося последнее слово). Почту. Так, так, так… я с вами согласен. Только вот что, Игнатий Ильич; вы, кажется, изволили употребить слово: смирный… дескать, смирный я человек…

Шпигельский. А что ж, разве вы не смирный человек?

Большинцов. Та-ак-с… но всё-таки мне кажется… Будет ли оно прилично, Игнатий Ильич? Не лучше ли сказать, например…

Шпигельский. Например?

Большинцов. Например… например… (Помолчав.) Впрочем, можно, пожалуй, сказать и смирный.

Шпигельский. Эх, Афанасий Иваныч, послушайтесь вы меня; чем проще вы будете выражаться, чем меньше украшений вы подпустите в вашу речь, тем лучше дело пойдет, поверьте мне. А главное, не настаивайте, не настаивайте, Афанасий Иваныч. Вера Александровна еще очень молода; вы ее запугать можете… Дайте ей время хорошо обдумать ваше предложение. Да! еще одно… чуть было не забыл; вы ведь мне позволили вам советы давать… Вам иногда случается, любезный мой Афанасий Иваныч, говорить: крухт и фост… Оно, пожалуй, отчего же… можно… но, знаете ли: слова – фрукт и хвост как-то употребительнее; более, так сказать, в употребление вошли. А то еще, помнится, вы однажды при мне одного хлебосольного помещика назвали бонжибаном; дескать, «какой он бонжибан!» Слово тоже, конечно, хорошее, но, к сожалению, оно ничего не значит. Вы знаете, я сам не слишком горазд насчет французского диалекта, а настолько-то смыслю. Избегайте красноречья, и я вам ручаюсь за успех. (Оглядываясь.) Да вот они, кстати, все идут сюда. (Большинцов хочет удалиться.) Куда же вы? опять за грыбами? (Болъшинцов улыбается, краснеет и остается.) Главное дело не робеть!